– Только за деньги! – отрезал Сева. Мурка принялась набирать номер. Катька продолжала взирать на старших умоляюще: никак не могла поверить, что те и впрямь не собираются начинать расследование! Но остальные даже не глядели в ее сторону, лишь Сева демонстративно скроил зверскую рожу:

– Я думал, ты только птичек защищаешь, а ты и железобетонные конструкции прошлого века готова грудью закрыть? Иди вещи собирай! – Он подтолкнул Катьку к дверям.

Девчонка тяжко вздохнула, нажала ручку… и дверь снова стукнула кого-то невидимого во мраке коридора. Шустрая тень рванула прочь, Катьку снесло в сторону.

– Я знаю, Соболев, это ты! Не уйдешь! – Мурка длинными скачками мчалась за тенью. Раздался грохот. – Попался, гад! – торжествующе завопила Мурка.

В руке у Севы вспыхнул фонарик, выхватывая из темноты Мурку, восседающую на ком-то крупном – руку беглеца рыжая жестко заломила за спину. Человек застонал… красный, как сигнал светофора, нос блеснул в свете фонарика.

– Ой, – сдавленно сказала Мурка. – А вы – не Соболев!

– У нас тоже все не любят Соболева! – простонал красноносый Василь Михалыч. – Но не до такой же степени!

– Вы просто не того Соболева не любите, – туманно пояснила Мурка, слезая со своей добычи.

– Что вы под дверью делали? – Сева направил луч фонарика красноносому в лицо.

– Как – что? – возмутился Василь Михалыч, с кряхтением поднимаясь с пола. – То вы по этажам шаритесь, то с ножом по пансионату гуляете, то к постояльцам в номер врываетесь, теперь вот на меня кинулись! – Он укоризненно посмотрел на Мурку. Та смутилась. – Чем дальше – тем хуже, я думаю: вдруг вы ненормальные? Нормальные люди разве у нас жить останутся?

– Мы нормальные, – мрачно буркнул Вадька. – Завтра съезжаем. Можете так и передать! Вот буквально всем, кого встретите! – и направился к маминой комнате.

– У вас и правда только ненормальные жить могут! – гордо проплывая мимо Василь Михалыча, бросила Катька. Ну надо же ей было убедить себя, что ребята правы и что ей совсем-совсем не жалко ни противную директоршу, ни дядьку этого пьющего! – Даже холодильник, и тот без холода. У нас вся еда скисла и мама!

– Скисла? – вырвалось у того.

– Расстроилась! – Катька гордо проследовала в комнату.

Красноносый дядька не остался в коридоре, а вместе со всеми просочился к Надежде Петровне.

– Этот холодильник не работает? – поинтересовался он. – А выделывался, будто в технике разбираешься! – Он насмешливо поглядел на Вадьку. – Починить слабо?

– Этот холодильник не будет работать, – сквозь зубы процедил Вадька.

– Вот так прям и не будет? – Насмешливые нотки стали еще заметнее. – Эх, молодежь!

Красноносый наклонился, обхватил холодильничек обеими руками и… перевернул его вверх колесиками.

Из распахнувшейся дверцы посыпались коробки и сверточки, хрупнули скорлупой вареные яйца. С глухим стуком обрушились на пол пластиковые бутылки с минералкой. Надежда Петровна вскрикнула.

Холодильник заработал! Он стоял на крышке и… работал. Урчал, гудел, подергивал обмотанными пылью колесиками, как спящая собака лапами… и работал!

Василь Михалыч обвел ошеломленную аудиторию сияющим, лучистым взглядом:

– Ну что, с вашими компьютерами так можно, а, молодежь?

– Нет, – замороженным, будто из того же холодильника, голосом откликнулся Вадька. – С компьютерами – нельзя, – и с тоской глядя на довольно гудящий холодильник, прошептал: – Я хочу домой! Заберите меня отсюда!

Глава 19

Страшный сон в летнюю ночь

– …Где ты, лето? Мы наложили свое вето на все проблемы и все запреты… [10] – динамики аквапарка оглушительно орали хит сезона.

Счастливо визжа, парочка на туго надутом круге взлетела на вершину горки «Девятый вал» и тут же помчалась вниз. Горки походили на громадных слонов с закрученными хоботами, раз за разом выплевывающих радостно хохочущих людей. По высоченным металлическим лестницам взбегали бойкие ручейки очередей – на каждой ступеньке по человеку. Шлеп-шлеп наверх босые ноги, скрип-скрип зажатые под мышками круги… Солнце заливает верхнюю площадку, инструктор придерживает круг и – в-жж-ж! Головокружительный полет вниз по желобу! Бабах в бассейн – брызги до небес!

– …Лето, где ты? Мы в море пива и креветок… – в этом реве появился отчетливый скрежет. – В сахарной пудре-е-е, бычках и конфе-е-етах… – песня перешла в протяжный вой. – Мы отменяем конец света-у-у, – вой истончался, как тающая в воде льдинка. Динамики продолжали исторгать звуки, раскрывались рты у скатывающихся по ярко-желтому серпантину людей, но все тонуло в тяжелой, как могильная плита, тишине.

Горки подрагивали, точно в такт музыке. Металлическая лестница качнулась, как водоросли в потоке морской воды. Людей в очереди швырнуло от одного поручня к другому. Горка накренилась туда… сюда… словно гигантский слон покачал головой. На верхней площадке мелькнул силуэт – черный на фоне ослепительного голубого неба. Человек взмахнул руками, как крыльями, и… действительно полетел. Камнем, вниз! Тело ударилось о гладь бассейна, подняв фонтан брызг.

Люди на лестнице ринулись вниз, топча и сминая друг друга, застревая в заторах, оскальзываясь и падая на ступеньках. Кто-то прыгал через перила, рассчитывая вырваться из ловушки. Люди сыпались как яблоки с дерева, а горка продолжала качаться. Удар, удар, удар! Отчаянно вертя руками, точно рассчитывая убежать прямо по воздуху, светловолосая девушка слетела с самой верхней ступеньки – с высоты четырехэтажного дома. Ее тело ударилось о кафель и застыло изломанной брошенной куклой. Кровь закапала в бассейн, окрашивая лазурную воду в грязно-красный цвет.

Теперь раскачивались уже все горки. И тела, тела, тела все падали и падали вниз. Закрученная, как спящий удав, разноцветная труба пошла длинными трещинами и начала сминаться, будто ее сжимала невидимая гигантская рука. Все происходило в абсолютной тишине – ни треска, ни… криков. Сквозь стыки пластиковых труб водных горок сочились кровавые ручьи. Спираль горки «Змея» свернулась в тугой жгут. Ярко-желтые сдвоенные скаты горки «Бумеранг» закачались и захлопнулись, словно лепестки хищной росянки.

Беззвучно крича, толпа ломилась к выходу. В узких, перегороженных пропускными турникетами воротах образовался затор – видны были лишь безумно вытаращенные глаза и распахнутые в отчаянном крике рты. Мальчишку лет четырех кто-то подбросил вверх, рассчитывая выкинуть из смертельной давки, но он упал на головы спрессованным в проходе людям и канул в глубину. А трубы горок начали раздуваться, раздуваться, вспучиваться, точно накачанные воздухом шары… яростное, ревущее пламя вырвалось из раструбов и мгновенно раскатилось по всему аквапарку, растворяя кипящим паром бассейны… и людей…

И вот тогда вернулась музыка. Впереди неумолимо надвигающейся стены огня бодренько неслось:

– …Его не будет, а будет только…

Кисонька завопила… и села на кровати – растянутые пружины жалобно зазвенели.

– Ты что? – Вадька сидел на кровати рядом с полностью одетой хмурой Муркой, тискающей в руках мобильник.

– Сон. Кошмар. Про аквапарк, – проводя пальцами по глазам, пробормотала Кисонька и плотно закуталась в простыню. – Что-то мне последнее время кошмары снятся.

– А чего удивительного? Там всю ночь музыка орала, – пожал плечами Вадька.

Кисоньку передернуло – самым страшным в ее сне было именно беззвучие. Из кровавой жути ее вырвал запиликавший телефон. Она уставилась на мобильник в руках Мурки. Сестра раздраженно скривилась:

– Володю по дороге гаишники задержали. Будет часа через три. А может, и позже! Теперь думаем, как Надежде Петровне сказать, что мы еще на полдня застряли. Она и так трясется и Катьку от себя не отпускает, боится, что тот, с ножом, нас выследит.

– Лучше бы нам убраться отсюда, – пробормотал Вадька. – И так в одном здании с чемоданом взрывчатки переночевали.